Жир в сапогах
спит гарнизон леса
Холод идёт по деревне с сиреневым светом
Ласка глотает из водопоя
снег
Подножие замка круто уходит в небо
как из бумаги вырезанный
Вифлеем
Был я здесь раньше?
Не был?
Чешутся псы и дети ревут
плач
и смех
и глаза их покойников взгляды
Из озерца
пыль несёт
Любовь моя первая
как тогда
на двух конёчках
бежит по катку
Лёд скрипит идёт сиреневый снег
Упадёт Умру
Бледный
пячусь к стене
сумасшедший Якуб из мельницы
бежит по деревне
Зеркало
в руках у него
ловит первые звёзды
Я смеялся
Он вешал ночами
венок из ромашек на скобу костёла
засохший тот Кружит
в воздухе
На задворках вздымаю
поваленный крест
на колени упав
у его могилы
Это что
сумасшествие?
Отчаявшийся от задержек у брода
сам
словно белый конь впрягаюсь
в кибитку мира
От артезианских источников пахнет йодом
Буди меня
пробуждай ото сна
старичка
девичья
фраза из Освенцима
«Пытались мы есть траву,
но сколько её
на двух метрах луга
для тысяч людей?»
Я бегу от неё Но
некуда
И памятник бледный Шопену
мёртвые очи имеет из слёзной слюды
Прости меня псих
Смеёмся нормальные
глядя
на морщинки порогов
и письма дождей на оконных карнизах
Есть ночи
возрастом в тридцать лет
А на них слёзы матери
о которых уже не узнаю
Падает снег
И сани
встревоженные
с черепами павших по могилам скользят
В дыры глаз их смотрю
В бабкином старом зеркале
коготком зацепились
дрожащие звёзды
Прости меня псих
Не умел я читать
в небесах Ван Гога
промокших от дождей
Звон
колокольный
Что есть безумие?
Созвездье кривое как нож
без конца у меня в амальгаме
вещает
Страх?
Нет Лишь тоска от тщеты
Отчаянье
что в карманах моих
останется только на музыку
Грохочи же кибитка мира
во тьме
В сновидениях дети за ней наблюдают
глазами покойников
1964
