Блаженные минуты первых любовей!
Тогда я верил ещё,
что умирать среди цветов,
будучи влюблённым
по уши,
или умереть на карнавале в Венеции —
это может быть прекраснее,
чем дома в кровати.
Смерть, однако, госпожа всякой боли,
известной миру.
Шлейф её соткан
из хрипа умирающих
и вышит звёздами слёз.
Смерть — это лютня упрёков,
факел горящей крови,
урна прекрасного
и врата в никуда.
И поэтов любовницей бывает она иногда.
Пусть ухаживают
в запахе мёртвых цветов,
если им не мешают
мрачные стуки рёбер,
которые вышли в поход
и месят кровавую грязь.
Смерть засовывает в тело женщин
свою длинную узкую руку
и душит младенцев под сердцем.
И пускай окажутся они в раю,
но целиком окровавленные.
Императрица всяких убийств
жезлом своим
от начала времён управляет она
ужасом войн.
Смерть сестра нищеты,
вестница краха и хаоса,
и руки её
свалят на каждую грудь
бремя могилы.
И всё-таки смерть — это миг,
росчерк пера
и более ничего.
1979
Тогда я верил ещё,
что умирать среди цветов,
будучи влюблённым
по уши,
или умереть на карнавале в Венеции —
это может быть прекраснее,
чем дома в кровати.
Смерть, однако, госпожа всякой боли,
известной миру.
Шлейф её соткан
из хрипа умирающих
и вышит звёздами слёз.
Смерть — это лютня упрёков,
факел горящей крови,
урна прекрасного
и врата в никуда.
И поэтов любовницей бывает она иногда.
Пусть ухаживают
в запахе мёртвых цветов,
если им не мешают
мрачные стуки рёбер,
которые вышли в поход
и месят кровавую грязь.
Смерть засовывает в тело женщин
свою длинную узкую руку
и душит младенцев под сердцем.
И пускай окажутся они в раю,
но целиком окровавленные.
Императрица всяких убийств
жезлом своим
от начала времён управляет она
ужасом войн.
Смерть сестра нищеты,
вестница краха и хаоса,
и руки её
свалят на каждую грудь
бремя могилы.
И всё-таки смерть — это миг,
росчерк пера
и более ничего.
1979
